Я иду сквозь бурю, неся её при этом с собой. И все это время слежу за своим состоянием, как будто бы у меня внутри работает регистратор. Вот я захожу и на нас обращают внимание посетители и персонал - в уме порыв к смятению, стыд, смущение; в теле – плечи поднимаются, живот напрягается и втягивается. На выдохе расслабляю всё, восстанавливаю ощущение контакта с обоими детьми. Это всё, что сейчас важно – моё состояние и эти две невидимые ниточки происходящего между нами. Кстати, о моем состоянии, в кафе жарко и нужно срочно развязать шарф, потому что я, к сожалению, слишком хорошо знаю, как малейший но продолжительный физический дискомфорт повышает вероятность эмоционального срыва. Шарф долой, и детей тоже надо распаковать, особенно орущего. Внешние раздражители продолжают возникать: надо выбрать еду, продвигаясь в очереди, сталкиваясь взглядами с людьми, продолжая попытки перевести внимание сына на что-то кроме невозможности сейчас купить машинку. Это как песчинки, которые прилетают и врезаются в кожу сильнее или мягче. Я чувствую эти уколы, но не пытаюсь уклониться, просто отмечаю их. Особенно чувствительный камешек прилетает, когда старшая дочь тоже начинает ныть по какому-то не особо существенному поводу. Мгновенная реакция ума: «Уж она-то в свои шесть лет могла бы войти в положение». И я уже раздуваю ноздри, чтобы выплеснуть это раздражение вниз, на неё, но в последний момент торможу и выпускаю пар в долгий выдох. Я опускаюсь на колено, ставлю младшего на пол и говорю «Дети, я сейчас уже очень устала от сениной истерики, ещё немного и я тоже начну кричать. Пожалуйста, давайте соберёмся с силами и чуть-чуть потерпим». Нет, на младшего это не действует волшебным образом, но старшая убирает выкатившуюся было нижнюю губу назад, а я чуть тверже стою на ногах благодаря тому, что отметила своё состояние и словесно обозначила подступающее чувство неустойчивости.